День вечереет, небо опустело,

Гул молотилки слышен на гумне...

Я вижу, слышу, счастлив.

Всё во мне.

И. Бунин «Вечер»

МИР – мир – мир! Сколько значений и смыслов в оставшемся единообразным написании этого слова: мир в душе, мир как необъятное пространство, мир семейный и общинный, мир как противовес бойне и войне, мир как слово-перевёртыш, и тогда возникает пугающая торжественная империя РИМ, куда-то пропавшая и воплотившаяся в названии современной итальянской столицы. Далее приходит на ум странное стремление выстроить третий Рим, стремление, столь трепетно вынашиваемое последние века нашей Державой. И тоже парадоксальная история: может, стоит строить не третий рим-перевёртыш, а привычный русскому духу МИР, пронизанный добром и основанный на вновь возрожденном понятии справедливости? Конечно, Юстиции - Фемиде и то не хватило сил смотреть на то, что творится вокруг, ведь именно начиная с средневековья глаза её спрятались под повязку. А неЗРЯчая НЕ ЗРЯ ли она старается радеть о справедливости? На весах богини, похоже, остались только бренчать монеты разного достоинства. И прав оказывается всего лишь тот, у кого этих монет больше.

Если Риму противоположен мир, то и нашему, так и невыстроенному миру противостоит оголтелая вражда и самая настоящая горячая война. Вокруг нашего Дома вновь полыхают пожары... А Фемида всё взвешивает и взвешивает золото. Снимите кто-нибудь с неё повязку!

ДВЕ ВЕТКИ

(притча - отклик на книгу С. Нилуса «Великое в малом»)

Две ветки спорили друг с другом

О силе ветра и других стихий.

Одна была не слишком смелой,

А для другой все беды – пустяки.

Несмелая к стволу поближе жалась,

Тянулась к солнышку и в трепете листвы

Искала непременно жизни сладость.

И не умела видеть новизны.

Другая, беспокойно изгибаясь,

И любопытством действенным гордясь,

Своей подруге только удивлялась:

Той не знакомо было слово «страсть».

Казало ветке: мир так чудно создан,

Что непременно надо всё успеть;

Увидеть всё и всё оспорить,

Самой стихии надо одолеть.

Ах, этот ствол! Её так крепко держит

И не даёт до Солнца долететь.

Стихия грянула – и ветка отломилась...

Дерзай! Тебя не держит больше ствол.

Но почему же Солнце оказалось

Жестоким и неласковым потом?

Засохла ветка под палящим зноем

И не узнала, в чём её вина.

А та, которая всего боялась,

Повыше к солнцу ветви подняла.

Опасен страх, когда совсем бесплоден,

Но Божий страх для совести бальзам.

Не возгордись, когда познаешь много:

Не для того ты получил свой дар.

Держись основ, незыблемых и вечных,

Простых как слово, мощных как любовь,

Тогда не победят тебя стихии

И Солнцем будешь ты обласкан вновь.

*****

Пора писать, но снова рвутся строчки...

Они как сны несвязны и грешны.

Хотелось научиться ставить точки,

Чтоб компромиссов не было в пути.

Но путь мой слеп, конца он не приемлет:

Подъём - и вниз, паденье – и наверх.

А все попытки справиться с обидой

Лишь вызывают чей-то грубый смех.

Когда зима небрежно отступает,

Давая солнцу право согревать,

Душа, чуть оживая, замирает, чтобы услышать:

Ты не можешь умирать.

Но что телам от этих слов волшебных?

Они трусливо прячутся в домах.

И не находят лучшего удела,

Чем удовольствие, презрение и страх.

А страх преобразуется в решимость,

Из труса вылепляя наглеца.

А удовольствие становится законом.

Хранителем и адвокатом зла.

И я прошу, склонившись пред иконой:

Господь, открой мне заповедь свою,

Чтоб я могла не словом только, делом

Всему живущему сказать «люблю»...

Стихи эти писались, когда жили в сердце иллюзии третьего Рима, когда православие мнилось не религией, а истиной, когда написанная история была похожа на правду, когда страдание представлялось единым возможным путём к спасению... Но благие эти порывы постоянно натыкались на «нелепые» попытки познавать дальше. А дальше, конечно же, снова вопросы, недоумение, удивления, открытия, вновь сомнения, отчуждения и новые открытия. Так что ошибочек вокруг Ясновской девяточки скапливается невероятное количество. И всё-таки это хорошо, пока есть возможность и видеть, и слышать, и... поэтому оставаться всё-таки счастливым.

***

На линии дождя

У основанья радуги

Воскреснут миражи

И улыбнётся лес.

Пронизана земля таким святым сияньем

Поднимешь руки вверх –

И вот он край небес.

И птичий хор наполнен ликованьем

И аист занят поиском жены

И говорит ручей, что мирозданье

Не ждёт, не ищет никакой борьбы.

Всё жаждет жить.

Всё хочет воплощаться

И колебать эфирные миры.

Устать нельзя, нельзя и повторяться:

Сегодня он живёт, а завтра – ты.

Но между вами нету расстоянья

Ведь время и пространство – только блажь.

Лишь разделяются пути познанья,

Соединяясь в кратком слове НАШ.

НАШ мир и дом, наш Бог, наш космос – ВЕЧНЫ

И наши души-руки сплетены.

И может лишь голодный страх калечить

Великие, бескрайние МИРЫ.